После присоединения Крыма и введения санкций против России отечественная промышленность столкнулась с серьезными рисками остаться без западных технологий. О том, сможет ли Россия сохранить сотрудничество с иностранными инвесторами, за счет чего государство может поддерживать проблемные отрасли промышленности рассказал министр промышленности и торговли России Денис Мантуров. — Сейчас у многих возникли резонные опасения, что при дальнейшем обострении внешнеполитической ситуации Украина может ограничить поставки России продукции машиностроения (например, авиадвигателей ). По вашим оценкам, насколько это будет критично? Какие есть варианты по импортозамещению? - Не могу сказать, что мы уверены на 100% в своих партнерах с Украины, скорее, я выскажу надежду на их надежность. Пока каких-либо действий со стороны украинских коллег по ограничению поставок не происходило. Все мы должны понимать, что у нас дорога с двусторонним движением. Мы каждый год подписываем соглашения, в рамках которых обеспечивается поставка комплектующих как из России на Украину, так и с Украины в Россию. Поэтому будет нелогично со стороны Украины объявлять ограничения на поставку их продукции нам, ведь они не смогут ее де-факто произвести без нашего участия. Если честно, у меня нет опасений, что трезвомыслящие производители на это пойдут. Это будет нарушение всего производственного цикла. Отдельного внимания заслуживает вопрос, кто сможет финансово компенсировать их риски при реализации такого сценария. При этом у нас на сегодня достаточно механизмов и вариантов, для того чтобы найти альтернативные возможности выхода из ситуации, в случае если поставки все же ограничат. — А что касается европейских коллег, есть ли понимание по так называемой третьей волне санкций, в рамках которой может быть ограничено машиностроительное и производственное партнерство с Россией? - Исходим мы из того, что пока не было слышно политических заявлений относительно конкретных мер ограничительного характера в экономической сфере. Что касается наших партнеров — руководителей европейских предприятий, я предметно говорил со многими из них, каких-то реальных сигналов никто не получал. Они все говорят, что мы рассматриваем бизнес с точки зрения бизнеса, а политика пусть живет своей жизнью. Понятно, что через экономические рычаги можно надавить — это ведь не украинская экономика, которая сегодня не имеет каких-то финансовых резервов, а у Европы они, конечно, есть. Но это будет достаточно странно. Подчеркну: санкции — это двусторонняя мера, она коснется и предприятий с иностранным капиталом, которые находятся на территории нашей страны, и предприятий, которые находятся на территории европейского пространства, и проектов кооперационных поставок. Проще говоря, наша страна сегодня — очень важный рынок для западных компаний, чтобы прекращать или даже просто ограничивать сотрудничество с российскими партнерами. Уже много раз говорилось о том, что теперь экономические интересы разных стран тесно переплетены. К тому же необходимо учитывать, что США и Европа больше не обладают возможностью изолировать кого-либо, поскольку появились новые крупные экономики, особенно в Азии. — Недавно вы заявили, что Минпромторг предлагает создать фонд поддержки отечественной промышленности. Что конкретно имеется в виду? — Создание фонда — это одна из мер, которые были предложены нами в части реализации закона о промполитике. Это позволит российским предприятиям получать кредиты максимум под 5% годовых. Сегодня эффективная банковская ставка для российских предприятий превышает 11,5% годовых, в то время как в США она составляет 2,5–3%, в еврозоне — 3–4%. Надо ли говорить, что такое положение дел неприемлемо, российская промышленность изначально поставлена в невыгодное положение? Ситуацию давно пора менять. Появился вариант — использовать существующий институт развития Внешэкономбанк, в его рамках будет отдельно вестись учет проектов, которые будут финансироваться на особых условиях, без создания юрлица. Что касается наполнения фонда, то сейчас в правительстве ведутся консультации по определению соответствующего источника. В любом случае предполагается, что это будет капитализация ВЭБа за счет дополнительных бюджетных источников. Это наиболее оптимальное решение на первом этапе. Особенно пока будут формироваться перечни перспективных проектов, а к моменту выдачи кредитов появятся и другие формы наполнения этого фонда. Подчеркну, что речь идет о возвратном финансировании. Наше государство обладает громадными финансовыми ресурсами, лишь небольшая часть которых сегодня используется для развития промышленности. А эти средства могут позволить России совершить индустриальный рывок, создать современную высокотехнологичную промышленность. Это шанс, которым нельзя не воспользоваться. — Сколько по времени может занять сам процесс создания фонда и какой первичный объем капитала планируется туда привлечь для начала? — Мы рассчитываем на первоначальный капитал в объеме 30–50 млрд рублей, в зависимости от договоренности с Минфином, Минэкономики. В последующем, думаю, мы ежегодно должны направлять в этот фонд не менее 5–10 млрд рублей в год. Нельзя забывать и о мультипликативном эффекте: средства, вложенные в промышленность, создадут цепочки поставщиков, в том числе с участием малого и среднего бизнеса, а это дополнительные рабочие места, увеличение налоговой базы. Необходимость масштабных инвестиций в промышленность особенно очевидна сегодня, когда выяснилось, что некоторые наши партнеры, мыслящие категориями холодной войны, готовы всерьез рассматривать вопрос о запрете поставок в Россию тех или иных видов высокотехнологичной продукции. Значит, нужно развивать собственное производство, инвестировать в промышленные проекты, которые гарантируют экономическую независимость нашей страны. — На какой стадии сейчас находится рассмотрение закона о промполитике и когда можно ожидать уже финального утверждения? — Мы должны до конца первой половины этого года внести закон в Госдуму. Эти сроки прописаны в рамках правительственной комиссии по законопроектной деятельности. — В свете заявлений о введении санкций как Минпромторг видит кооперацию с иностранными партнерами по проектам SSJ-100 и МС-21? Когда действительно можно ожидать существенного импортозамещения в этих самолетах? — Еще раз подчеркну: введение экономических санкций — сложный процесс. Ему должен предшествовать расчет потенциальных финансовых потерь. А если учитывать объем поддержки, оказываемой другими государствами своим авиапроизводителям (в первую очередь Boeing и Airbus), очевидно, что отказываться от бизнеса в России будет очень болезненно обеим сторонам, такое решение может привести к существенным потерям. Тем более опасно для них ненароком освободить рынок для конкурента. Теоретически самый большой риск — сертификационный, EASA (Европейское агентство авиационной безопасности) и FAA (Федеральное управление гражданской авиации США) как международные организации более политически ангажированы, нежели наши бизнес-партнеры. В любом случае мы планово работаем над импортозамещением. Несмотря на то что уже давно любой самолет — это продукт глубокой кооперации и отказаться полностью от налаженной цепи поставок запчастей и комплектующих не всегда возможно, к 2017 году для МС-21 будет сертифицирован российский двигатель ПД-14. А в целом весомую часть импортных агрегатов можно было бы заменить в течение трех-четырех лет, это касается и SSJ-100. Определенную сложность могут составить иностранные наработки в области композитных материалов, хотя и здесь в течение приблизительно такого же срока можно ожидать существенного замещения. Чтобы снизить риски, в том числе независимо от того, будут приняты санкции или нет, по ряду материалов и комплектующих уже ведется работа по дублирующим производителям — в основном из России и стран Юго-Восточной Азии и Китая. Но есть важный момент: по авиастроению сейчас ни один из иностранных поставщиков не заявил даже об изучении вопроса изменения условий поставок в связи с политическими декларациями. По материалам «Коммерсант»